Бомба для братвы [= Мастер взрывного дела] - Страница 53

Со всеми своими выкладками он подошел к указанному помощнику и спросил, отчего это он, помпотех, отвечающий за техническую исправность бронетанкового парка, оставил новые и практически не требующие ремонта машины, но позаботился вывезти полный хлам, причинив тем существенный материальный убыток Российской Армии. И не просматривается ли в том его злой умысел.

На что тот ответил, что он ни в чем не виноват, так как имел на то соответствующий приказ.

— Кого?

— Командира части.

— То есть вы хотите сказать, что злой умысел просматривается в действиях командира части?

— Никак нет! Я ничего такого не хотел сказать. И не говорил…

— Говорили. Вы сказали, что командир части приказал оставить новую технику и грузить только старую. технику. Из чего следует вывод, что он не просто так оставлял технику. А с преступным умыслом.

— Не говорил я ничего…

— Говорили. Вот у меня и диктофон на этот случай имеется. И ваши на нем показания. Я, конечно, понимаю, после того, что вы тут сказали, в этой части вам не служить. И следующего звания не получить. И потому предлагаю перевести нашу беседу в плоскость доверительного разговора. Так сказать, без протокола. А если с протоколом, то тех фактов, которыми я уже располагаю, вполне хватит, чтобы снять с вас погоны, выслуги и пенсии. И отправить под суд. Если по протоколу. Или без него?

— Лучше без него.

Полковник демонстративно вытащил и выключил диктофон. Оставив, впрочем, писать другой. После чего узнал много такого, до чего прежняя комиссия не дозналась.

Таким же образом полковник Трофимов побеседовал еще с несколькими старшими офицерами. И без счету с рядовым составом, который много знал, но почти ничего не видел лично.

— А кто видел?

— Да много кто…

— Ну тебе-то кто рассказывал?

— Зёма с третьей роты. И еще один — со второй.

— А где он, тот зёма?

— На полигоне.

— А тот, другой?

— На полигоне…

Потом полковник исчез. Чтобы вдруг объявиться на том самом, где зёма, отдаленном полигоне. На котором уже почти совершенно была выкошена прошлогодняя трава и выкрашен невыпавший снег.

На полигон полковник прибыл в гражданском обличье. И с двумя канистрами медицинского спирта.

— Я дядя одного вашего солдата, — объяснил он дежурному офицеру цель своего визита, сливая с канистры треть ее содержимого, — мне бы с племянником увидеться.

— Дядя — это святое дело. Это — никогда не препятствуем. Потому что встреча с дядей — это связь со своей малой родиной. Так сказать, живое патриотическое воспитание, — не возражал против встречи офицер, наблюдая завораживающее мерцание прозрачной струи, льющейся в подставленное под нее ведро.

В подразделении выяснилось, что Семен Петров — это не тот Петров, что надо. И поэтому «дядя» решил просто поговорить с его сослуживцами. В целях патриотического воспитания.

— Ну и как служба идет? — поинтересовался он.

— Отлично идет! Повышаем свою боевую под готовку! В последние стрельбы наш взвод показал только хорошие и отличные результаты, — хором ответил рядовой и сержантский состав.

Нет, разговор в таком тоне не пойдет. Не нужен такой разговор.

— Ну если хорошие и отличные, то вас полагается поощрить. Приветом с родины, — сказал «дядя», в двигая ногой канистру.

Через полчаса беседа приобрела более доверительный характер.

— Ну и как служба?

— … службу такую.

— Офицеры не обижают?

— … офицеров этих.

— А зачем вы на полигоне?

— … полигон этот.

— Что, большой полигон?

— У-у-у-ё! … этот.

— А вы бы сопротивлялись. Этим. Взяли бы и слали на них телегу. Вышестоящему командованию.

— Ха-ха!

— А вы бы не просто написали, а с фактами. Ну не ангелы же ваши командиры, в самом деле.

— Не.

— Ведь что-нибудь такое противозаконное наверняка творят. Вещевое довольствие тянут.

— Ну.

— И продукты из солдатской столовой.

— Ну.

— И запчасти с автопарка.

— Ну.

— Что — ну? Вспомнили всё, написали куда следует, и расформировали часть к чертовой бабушке!

— А то! — сказал один из сержантов. — Я помощнику командира мотор на его «жигуле» перебирал. Все запчасти со склада.

— Ха! Мотор, — усмехнулся другой. — Я братану начштаба «КамАЗ» в деревню перегонял. Новый. Списанный.

— «КамАЗ»! Подумаешь, «КамАЗ». А когда на юге БТРы налево спихнули? Во дело!

— Ну?! — удивился «дядя». — Врешь, поди? Чтоб целый БТР! Ну ни в жисть не поверю!

— Я вру?! Да ты у мужиков спроси! Да вот этими собственными руками. И не один…

А вот это уже была тема для долгого, задушевного разговора. Под вторую канистру прихваченного с собой поощрения.

Утром приехавший к родственнику «дядя» показал свое истинное полковничье лицо. Перед лицом выстроенного на плацу личного состава.

— В общем, так, товарищи солдаты и сержанты. Я полковник военной разведки. Фамилия моя Трофимов. Я веду дело о разбазаривании военного имущества. В том числе и в вашей части. То, что оно разбазаривается, — установленный лично мною факт. С вашей помощью установленный. Теперь мне надо запротоколировать ваши, уже произнесенные вчера, показания…

Мучимый похмельем строй мрачно молчал. И не изъявлял желания протоколировать вчерашние задушевные признания.

— Значит, желаем молчать? Чтобы защитить честь заляпанного дерьмом чужого мундира. Значит, вызываем огонь на себя? Тогда так: по вчерашней в расположении части массовой с неустановленным гражданским лицом пьянке возбуждаем дело. По рассказанным мне фактам самоволок, пьянок, дебоширства и мелкого воровства — начинаем следствие. По части хищения материальных ценностей — шьем соучастие. Итого: еще по полтора-два года службы в дисбате каждому. Кто по совокупности не сядет на больший срок, но уже в тюрьму. Или — чистосердечное признание и амнистия по Фактам дисциплинарных нарушений. Кто предпочитает дисбат и тюрьму вместо чистосердечного раскаяния — два шага вперед!