Организованную преступность может одолеть только еще более хорошо организованный Закон. С его органами следствия, надзора, суда и наказания. Силу должна ломить сила! Максимум, что может одиночка, это определить направление удара. Как фронтовой разведчик, который, выкрадывая из ближнего тыла противника и допрашивая «языков», указывает войскам наиболее перспективные направления прорыва.
Таким разведчиком был полковник Трофимов. И больше, чем он сделал, он сделать был не в состоянии. Войска прорыва одним собой он подменить не мог.
Полковник Трофимов исчерпал лимит своих возможностей. Он мог раскрыть еще один или сто фактов воровства армейского имущества своими оперативно-нелегальными методами. Но не мог вернуть это имущество. И не мог наказать воров. Потому что для этого надо было вести следствие: допрашивать свидетелей, добывать улики и вещественные доказательства и представлять те свидетельства, улики и доказательства преступного умысла в судебные органы, снова допрашивать и снова добывать, если дело вернут на доследование. Дальше надо было вести официальное следствие, на ведение которого полковника Трофимова никто не уполномочивал.
И потому полковник Трофимов вышел рапортом на свое непосредственное начальство. Где изложил все известные ему факты.
— Сильно! — сказал непосредственный командир потрясая зажатым в руке рапортом. — Но бездоказательно.
— Доказательство — дело следствия. Наше — определение направления опасности. Направление — определено.
— Направление, конечно, определено. Но, боюсь…
Это было новое для уха полковника слово. В первый раз он слышал, что его начальник чего-то боится. Насколько он знал, его начальник не боялся никого и ничего. В джунгли Центральной Африки на парашюте с одним только автоматом Калашникова, пачкой галет и приказом «умереть — но боевую задачу выполнить» сбрасывался. На полдюжины диверсантов в одиночку ходил.
Не похоже это было на боевого генерала, который не одними только штанами звезды добывал, но еще и штык-ножом в очень ближних боях.
— Боюсь, не поймут нас с тобой…
— Как так не поймут? Если разговор идет о хищении тяжелого вооружения Российской Армии в особо крупных масштабах. И о потенциальном его использовании в неизвестном нам месте.
— Понятно, что о вооружении. И что об использовании. Но ты прикинь, за какую ниточку цепляешь. И какой клубок она размотать может, если сильно потянуть. И кто от того пострадать может? Врубаешься?
Честно говоря, полковник не врубался. Он обнаружил факт хищения государственного имущества и не понимал, кто, кроме преступников, его совершивших, может пострадать в случае открытия следственных действий. Кто ворует — тот и отвечает.
— Ты вспомни события недавней истории. Когда мы из республик уходили. Или, того хуже, из Восточной Европы. Когда ту технику дивизиями оставляли. Нет. Не дадут они ход делу.
— Кто не даст?
— Тот, кто на этих уходах миллиарды наварил. И до кого следствие, пойди они по предложенному тобой пути, может дотянуться.
— При чем здесь они? И эти?
— При том! При том, что принципы работы одни и те же. И по одному и тому же профилю! Только в разных масштабах! Не трогай священную корову, если не хочешь, чтобы она тебя забодала! Честно тебе скажу — лично я рисковать бы не стал. Лично я бы отступился. Ныряя в такое дерьмо, можно не выплыть. И уж что абсолютно точно — ордена не заслужить.
— Но ведь…
— Я все сказал. Дальше дело твое. Уговаривать не буду. Приказывать права не имею. Надумаешь двинуть рапорт в верха — передам. Решишь забыть — забуду вместе с тобой. Не наше это дело. Понимаешь — не наше. А те, кому по чину полагается заниматься, те им не занимаются! Потому что умные! И знают, чем это может кончиться.
— А-а…
— А насчет того, что ты подумал, насчет того, что я в Африку с парашютом прыгал, так там только львы и шакалы были. И гады всякие, которые с этими гадами и шакалами близко не стоят. Там, если по-настоящему, бояться некого было. Туда бы я и сейчас согласился. В одних плавках…
— Нет, — еще раз сказал Степан Михайлович.
— Но почему нет?
— Потому что нет! Извините, но мы ничем вам не можем помочь.
— Почему не можете? — уже в который раз спросил полномочный и чрезвычайный посланник по меньшей мере двух средневосточных стран. — Что изменилось? Ведь в прошлый раз мы практически обо всем договорились! Сегодня мы должны были определять условия сделки.
— Увы. Обстоятельства изменились. Сделки не будет.
— Я могу узнать причину?
— Никакой особой причины нет. Просто сделки не будет.
— Я здесь проторчал чуть не три недели. Потратил определенные средства. Непонятно зачем проторчал и зачем потратил. И еще непонятно зачем обнадеживал покупателя. Вы понимаете, что теперь мои отношения с покупателем безнадежно испорчены? И ваши тоже испорчены. Что нельзя так поступать с потенциально выгодным клиентом.
— Я все понимаю. Но сделать ничего не могу. Считайте, что мы не выполнили своих обязательств. Что у нас нет интересующего вас товара…
Продавец лгал — товар у него был! Вернее, были подходы к товару, подтвержденные названными сверхсекретными шифрокодами. Продавец имел доступ в ядерные хранилища! Что бы он ни говорил теперь. Продавец мог достать товар! Но почему-то решил расторгнуть столь многообещающе начавшиеся торговые отношения.
Почему они отработали задний ход? И насколько может затянуться данное недоразумение?..